Власовцев в плен не брать  - Сергей Михеенков

Радовский шёл впереди. С ним было трое. Поручик Гаев. Фельдшер. И Батин. Остальные из его группы либо погибли во время перестрелки с охраной грузовиков, либо разбежались по лесу. Они почувствовали, что с операцией по захвату и уничтожению немецкого архива что-то не так, и попросту ушли, не дожидаясь, когда сюда придут люди из СС. Как люди бригадефюрера Геттвига поступают с теми, кто решался действовать самостоятельно, не выполняя общих приказов, они уже видели. Ветер раскачивал с десяток повешенных за шею на дубах вдоль лесной дороги.

Ещё весной стало ясно, что немцы на белорусском рубеже долго не продержатся, что относительное затишье на фронте, скорее всего, связано с тем, что Красная армия проводит перегруппировку и накапливает силы и средства для мощного удара, который решит многое. Из группы «Чёрный туман» начали исчезать люди. Ещё тогда. Обычно это происходило во время частных операций в Чернавичской пуще и в её окрестностях. Не возвращались посланные в разведку. Уходили прямо из оцепления. Лес, кишащий партизанами, становился для его курсантов магнитом.

Радовский знал, куда исчезали его люди. Переходить линию фронта и являться с повинной в особые отделы полков и дивизий, стоявших перед их фронтом Девятой армии, было опасно. Там могли просто-напросто расстрелять под настроение или повесить за ноги, что было распространено в Красной армии с тех пор, как в плен начали попадать солдаты и офицеры с нашивками РОА[37] и РОНА[38]. Его курсанты и бойцы абвер-группы уходили к партизанам. Опыта агентурной работы, знаний обстановки и навыков, полученных и в плену, и в Боевой группе, любому из них хватало, чтобы под чужим именем легализоваться в любом партизанском отряде, в первом же бою проявить себя с лучшей стороны и, таким образом, снова стать полноценным советским человеком, проливающим кровь за свободу и независимость своей родины.

Маятник войны колыхнулся в другую сторону…

Такова человеческая природа, думал Радовский. Об ушедших он думал без сожаления. Конечно, это портило его послужной список. Нужно было докладывать начальству, как-то объяснять то, что происходило.

А вот теперь всё рухнуло окончательно. Во всяком случае, так виделось отсюда, из окружённой немецкой группировки. И пора было позаботиться о том, чтобы его, майора Радовского, пребывание на родине не оставило слишком мрачных следов.

Архив пылал. Донесения разведотделов в дивизионные и корпусные штабы, списки зондеркоманд, айнзац-групп и спецподразделений по борьбе с партизанами на оккупированной территории, приказы, касающиеся антипартизанских акций и операций, отчеты сельских полицейских управ по сбору продовольствия, фуража и тёплой одежды среди местного населения, другие документы служб тыла. Огонь пожирал всё.

Радовский смотрел на гигантский столб пламени и дыма и думал: как легко смывается кровь с рук…

В сущности, ни зондерфюрера, ни майора Радовского уже не существовало. Не существовало и его Боевой группы «Чёрный туман». Она была частично уничтожена, частично рассеяна. Немногим удастся выйти из «котла», миновать линии и заградительные заставы Советов, которые наверняка уже выставлены на всех ключевых перекрёстках и мостах. Многие ли дадут о нём какие-либо показания? Вряд ли. Те, кто уцелеет, будет помалкивать о том, что когда-то служил в абвер-группе.

Прошлое, как оказывается, может быть разным, иметь несколько вариантов. И если есть воля и внутренняя сила для сопротивления обстоятельствам настоящего, можно выбрать лучший вариант прошлого и, таким образом, выстроить своё будущее.

Но неужели всё так просто?

Нет. Право выбора потребует жертв.

Чего добился ты, вернувшись на родину? Что надеялся найти? Эти вопросы колыхались в нём, словно вонзившиеся копья. «Тот сон, что в жизни ты искал, внезапно сделается ложным…»

Ложным может стать даже прошлое. Даже то, чем дорожил и что любил.

Когда они углубились в лес на безопасное расстояние, Радовский сказал:

– Дальше идти вместе нет смысла. Вы свободны от всех обязательств и приказов, в том числе моих. С этого момента я слагаю с себя полномочия вашего непосредственного командира. Давать вам советы не вижу смысла. Хочу лишь попросить прощения, что в своё время обманул вас и ваши ожидания.

Его бывшие подчинённые стояли перед ним, окаменев. Первым пришёл в себя подрывник Батин:

– Как это понимать, господин майор? Вы идёте сдаваться?

– Нет, Батин.

– Тогда зачем же вы звали нас с собой?

– Никто из вас, господа, – усмехнулся Радовский и закинул за спину автомат, – и отдалённо не напоминает невинную барышню, которую завлекли на сеновал обманом. Это – первое. Второе: каждый из вас сам вправе выбрать свою смерть. В том числе и я. Не так ли?

Снова наступила тишина. И снова первым её нарушил Батин:

– Ладно, ваше благородие. А мы ещё поживём.

Батин поправил вещмешок и решительно сказал:

– Ну, прощайте, братцы.

– Прощай, Батин, – сказал Радовский и подал ему руку. – Спасибо за службу.

– Эх, не хотел вам, господин майор, руки подавать… Ну, раз так, то прощайте! И не поминайте лихом.

Батин ушёл, и никто ему даже не посмотрел вслед. Все смотрели на Радовского. Каждый думал о своём.

Поручик Гаев, глядя в сторону, сказал:

– Это что, Георгий Алексеевич, finita la Comedia?

Никто из них не выбрал себе в напарники никого. Каждый ушёл своей дорогой.

– Не дай бог нам снова свидеться, – сказал Гаев на прощание.

Радовскому ничего не оставалось, как кивнуть в ответ.

«Откуда я пришёл, не знаю… Не знаю я, куда уйду…»

Так куда же идти ему?

Дальше, за отступающими германскими войсками? Где они? Наверняка уже за Днепром. А возможно, за Неманом. Но – зачем? Чтобы сформировать ещё одну Боевую группу? И получать от Лахоузена новые задания? Наверняка они будут отличаться от предыдущих, ведь обстоятельства изменились. И состав будут другой.

Но вначале надо выйти к Августовскому лесу.

Снова – Августовский лес.

Зачем ему туда возвращаться? Всё равно вернуться туда уже невозможно. Какой смысл в возвращении туда, куда вернуться уже невозможно? Чтобы застрелиться? Но застрелиться можно и здесь.

Радовский посмотрел по сторонам. Прислушался. Нигде не качнулась ветка, не хрустнул под ногой сучок. Последние, самые надёжные и верные из его Боевой группы, ушли. Никто не вернётся. Он тоже отрёкся от них. Никто из них стреляться не станет.